Может быть, ходит Он по этой земле, залитой кровью мучеников, так, как еще никогда не ходил, и благословляет ее, как никогда не благословлял.
Очень знаменательно, что и во главе «Двенадцати» идущий вождь — «двойник» Христа, Антихрист: это — доказательство от противного, что русский народ может идти со Христом или против Христа, но мимо Него пройти не может. Вот потому-то одни только русские люди что-то знают о Нем, что европейцы уже забыли или чего еще не узнали. Знают русские люди, что отступившее от Христа человечество, если не вернется к Нему, осуждено на вечную войну, потому что мир может дать ему лишь Тот, о Ком сказано: «Он есть мир наш, сделавший из обоих одно», (Еф. 2, 14), и Кто сам о Себе говорит: «Мир оставляю вам, мир Мой даю вам; не так, как мир дает, Я даю вам» (Ио. 14, 27).
Если прав был Достоевский, когда предсказывал, что будущие русские люди поймут, что «их удел есть всемирность, не мечом приобретенная, а силою братства», то освобожденная Россия спасет человечество, дав людям вечный мир.
«Сам Иисус (воскресший) стал посреди них (учеников) и сказал им: мир вам!» (Лк. 24, 36). Так же станет Он и посреди народов и скажет: «Мир вам!»
Вот в каком неимоверном ожидании «закопалась в землю, погреблась заживо» Россия, — на сколько лет — все равно, потому что такое исполнение такого ожидания стоит.
В будущее России, кажется, дальше всех заглянул Гоголь, когда предсказывал: «Светлое Воскресение Христово воспразднуется как следует прежде у нас, нежели у других народов… Мечта ли это? Но зачем же эта мечта не приходит ни к кому, кроме русского?.. Лучше ли мы других народов? Ближе ли жизнью ко Христу, чем они?.. Никого мы не лучше, а в жизни еще неустроенней и беспорядочней всех… „Хуже мы всех прочих“, — вот что мы должны всегда говорить о себе. Но есть в нашей природе то, что нам это (о Светлом Воскресении) пророчит. Мы еще растопленный металл, не отлившийся в свою национальную форму; нам еще возможно… внести в себя все, что уже невозможно другим народам, получившим форму и закалившимся в ней… Вот на чем основываясь, можно сказать, что Воскресение Христово воспразднуется прежде у нас, нежели у других народов».
Кажется, опять-таки самым простым людям понятно сейчас, что этот Светлый Праздник будет во всем мире только тогда, когда наступит вечный мир и люди поверят, что их уже не обманывают, как обманывали столько раз пустыми словами о мире; поверят, что всемирная война сделалась и вправду такой же невозможной, как всемирная антропофагия. «Женщина, когда рождает, терпит муку, потому что пришел час ее; но когда родит младенца, уже не помнит муки от радости, потому что родился человек в мир» (Ио. 16, 21).
Новое существо, рождающееся в страшных муках России, есть первый на земле народ, который пойдет к вечному миру — к Царству Божию, — первый, но не последний, потому что и все другие народы пойдут за ним. И тогда Россия, как женщина, родившая младенца, не вспомнит мук своих от радости.
«Две-три горсти муки, две-три горсти крупы… могут меня спасти от смерти», — пишет в «Апокалипсисе нашего времени» умирающий от голода Розанов и тотчас же затем: «Что-то золотое брезжится мне в будущей России — какой-то в своем роде апокалипсический переворот уже… не одной России, но и Европы». Это и значит: «Светлое Воскресение Христово воспразднуется как следует сначала в России, а потом и во всем мире».
И умирающий Блок в те дни, когда почти сошел с ума от ужаса, поняв, что «Двенадцать» писал не он, а его «Двойник», — предсказывал в предсмертном дневнике своем: «Все еще будет хорошо; Россия будет счастлива». В этих кратчайших и простейших словах слышится радость Блока о том, что исполнится эта молитва его:
Те, кто достойней, Боже, Боже,
Да внидут в Царствие Твое!
Все человечество в наши дни — под ношею крестною, но на России сейчас — самый острый край креста, самый режущий. Глубина неутоленного страдания — глубина наполненной чаши. Никогда еще не подымало человечество к Богу такой глубокой чаши, как в наши дни, и эта чаша — Россия.
Россия гибнущая, может быть, ближе к спасению, чем народы спасающиеся, распятая — ближе к воскресению, чем ее распинающие. Вот почему сквозь бесконечную скорбь русских изгнанников слышится надежда бесконечная:
Она не погибнет, — знайте!
Она не погибнет, Россия.
Они всколосятся, — верьте!
Поля ее золотые.
И мы не погибнем, — верьте!
Но что нам наше спасенье?
Россия спасется, — знайте!
И близко ее воскресенье.
Впервые: Наш край (Вильно). 1920. 25 февраля. № 46.
Впервые: Виленский курьер. 1920. 28 февраля. № 244. С. 3.
Впервые: Свобода (Варшава). 1920. 20 июля. № 3. С. 1.
Впервые: Свобода (Варшава). 1920. 29 июля. № 11. С. 1.
Впервые: Свобода (Варшава). 1920. 25 августа. № 26. С. 1.
Впервые: Свобода (Варшава). 1920. 8 сентября. № 46. С. 1.
Впервые: Свобода (Варшава). 1920. 11 сентября. № 48. С. 1.
Впервые: Свобода (Варшава). 1920. 16 сентября. № 52. С. 1.
Впервые: Свобода (Варшава). 1920. 28 сентября. № 62. С. 1–2.
С осторожностью (лат.).
Впервые: Свобода (Варшава). 1920. 2 октября. № 66. С. 2–3.
Святая простота (лат.).
Моральная невменяемость (англ.).